О медведях, снах и не только.
Три – это не семья. 7 «я», или фамилия (англ.family) – это пара (муж и жена); две пары родителей с обеих сторон (4 человека); и ребёнок.
Символический треугольник, три точки – угла которого означают прошлое – настоящее – будущее время. Три фазы Луны: Растущая – полная – убывающая Луна. Три элемента драматургического построения. Начало – кульминация – итог.
Три символа, блуждающих в мировом фольклоре и задающих больше загадок, чем дающих ответов, тем не менее, содержат в себе тот центральный смысл, что способен приоткрыть завесу над тайным смыслом всех человеческих вопросов во все времена. Жизненные примудрости на самом деле настолько просты и очевидны, что и размышлять над ними всерьёз кажется пустым занятием. Однако не всегда это так. Сказки, так называемые “народные” сказки содержат в себе столько загадок, что дав себе труд разобраться с каждой из них, обнаружишь кладезь примудростей, которые не раз пригодятся в жизни.
***
Возьмём к примеру сказку о трёх любимых персонажах славянского фольклора Медведях. “Три Медведя”. Пространная сказка, скорее похожая на повествование - хронику о событии, раз случившемся в некоем лесу.
Вот эта сказка:
“Одна девочка ушла из дома в лес. В лесу она заблудилась и стала искать дорогу домой, да не нашла, а пришла в лесу к домику.
Дверь была отворена. Она посмотрела в дверь, видит: в домике никого нет, и вошла. В домике этом жили три медведя. Один медведь был отец, звали его Михаил Иваныч. Он был большой и лохматый. Другой была медведица. Она была поменьше, и звали ее Настасья Петровна. Третий был маленький медвежонок, и звали его Мишутка. Медведей не было дома, они ушли гулять по лесу.
В домике было две комнаты: одна столовая, другая спальня. Девочка вошла в столовую и увидела на столе три чашки с похлебкой. Первая чашка, очень большая, была Михаила Иваныча. Вторая чашка, поменьше, была Настасьи Петровны; третья, синенькая чашечка, была Мишуткина. Подле каждой чашки лежала ложка: большая, средняя и маленькая.
Девочка взяла самую большую ложку и похлебала из самой большой чашки; потом взяла среднюю ложку и похлебала из средней чашки; потом взяла маленькую ложечку и похлебала из синенькой чашечки; и Мишуткина похлебка ей показалась лучше всех.
Девочка захотела сесть и видит у стола три стула: один большой - Михаила Иваныча; другой поменьше - Настасьи Петровны, а третий, маленький, с синенькой подушечкой - Мишуткин. Она полезла на большой стул и упала; потом села на средний стул, на нем было неловко; потом села на маленький стульчик и засмеялась - так было хорошо. Она взяла синенькую чашечку на колени и стала есть. Поела всю похлебку и стала качаться на стуле.
Стульчик проломился, и она упала на пол.
Она встала и пошла в другую горницу. Там стояли три кровати: одна большая - Михаила Иваныча; другая средняя - Настасьи Петровны; третья маленькая - Мишенькина.
Девочка легла в большую, ей было слишком просторно; легла в среднюю - было слишком высоко; легла в маленькую - кроватка пришлась ей как раз впору, и она заснула.
А медведи пришли домой голодные и захотели обедать.
Большой медведь взял чашку, взглянул и заревел страшным голосом:
- Кто хлебал из моей чашки!
Настасья Петровна посмотрела на свою чашку и зарычала не так громко:
- Кто хлебал из моей чашки!
А Мишутка увидал свою пустую чашечку и запищал тонким голосом:
- Кто хлебал из моей чашки и всё выхлебал!
Михаил Иваныч взглянул на свой стул и зарычал страшным голосом:
- Кто сидел на моём стуле и сдвинул его с места!
Настасья Петровна взглянула на свой стул и зарычала не так громко:
- Кто сидел на моём стуле и сдвинул его с места!
Мишутка взглянул на свой сломанный стульчик и пропищал:
- Кто сидел на моём стуле и сломал его!
Медведи пришли в другую комнату.
- Кто ложился в мою постель и смял её! - заревел Михаиле Иваныч страшным голосом.
- Кто ложился в мою постель и смял её! - зарычала Настасья Петровна не так громко.
А Мишенька подставил скамеечку, полез в свою кроватку и запищал тонким голосом:
- Кто ложился в мою постель!
И вдруг он увидал девочку и завизжал так, как будто его режут:
- Вот она! Держи, держи! Вот она! Ай-я-яй! Держи!
Он хотел укусить девочку, но она открыла глаза, увидела медведей и бросилась к окну. Оно было открыто, она выскочила в окно и убежала. И медведи не догнали ее. Вот и сказке "Три медведя" конец, а кто слушал - молодец!
***
Первое, что бросается в глаза в этом повествовании – это нарочитая гармония, с которой всё в ней устроено. Удачное, если не сказать нарочное стечение обстоятельств таким образом, чтобы героиня могла увидеть то, что увидела и столкнуться с тем, с чем столкнулась.
Всего по три в этой сказке. Медвежья «семья» состоящая из трёх персон; по три столовых набора на каждого члена медвежьей семьи, и все элементы наборов соответствуют размеру (масштабу, как «роли») персонажа. Медведю отцу - самое большое, медвежонку сыну самое маленькое. Медведица, как и подобает женской ипостаси, играет «среднюю» центральную роль.
Давайте посмотрим, что происходит внутри незамысловатого сюжета сказки. Девочка без приглашения «случайно» проникает в чужое жилище, решает без спросу там откушать хозяйских яств, и последовательно пробует это сделать с трёх хозяйских мест. Будто примеряет на себя три роли, в конце концов, обосновываясь (находя гармонию) на третьем месте, медвежонка, в наиболее подходящей ей по статусу роли.
Однако девочка на трапезе не останавливается. Сначала, она ломает стул медвежонка. Процесс рост и развития налицо. Слом, как яркий символ перемен, происходящих с героиней после (!) того, как она посидела на медвежонковом стуле.
Далее, пока что человеческий ребёнок, девочка отправляется в медвежью спальню. А это вообще, ярчайший шаманский символ, ибо в спальне она заснёт, и её должны настигнуть сновидения.
В спальне тоже всё не просто так. Она вновь примеряется ко всем трём хозяйским ложам. Кровать медведя оказывается слишком «просторно». Неудивительно. Шаман Медведь – это один из самых могущественных шаманских образов, Великий Дух, сновидения которого, (или с которым) осилит лишь сильный духом.
Кровать матери Медведицы для девочки слишком «высока». Опять же, всё правильно. Для того чтобы взобраться на уровень «матери», девочке сначала нужно пройти свой уровень девочки, девушки. Растущая Луна – фаза роста. Богиня Дева, лишь пройдя свой естественный цикл, со временем станет Луной полной и примет на себя роль Богини Матери.
Потому, кроватка медвежонка оказывается девочке «в пору», и она спокойно на ней засыпает.
***
Гармония соблюдена. Однако возвращаются домой медведи, и лишь последовательно осмотрев своё жилище, хозяева обнаруживают непрошеную гостью. Но, как?
Вернёмся чуть назад. Что мы видим? Двери дома не были заперты. «Хозяева леса», это понятно, что опасаться им некого. Тем не менее, открытые двери подчёркивают возможность проникновения в их «иную» сферу, их «мир», не отделённый от мира всеобщего. Находящийся в лесу, как части обычного человеческого мира.
Примерно то же самое мы все можем наблюдать и на примере погостов, зачастую расположенных в центре городов, вдоль дорог, в непосредственной близости от человеческих жилищ. Никаких препятствий для проникновения туда, равно как и для возвращения обратно видимо не существует. И об этом также глаголет всё та же сказка.
Читаем дальше. Что делает наша девочка, когда просыпается и видит трёх медведей? Она прыгает в открытое окно и беспрепятственно убегает.
Снова мы видим открытый «медвежий» шаманский мир. Беспрепятственное и безнаказанное проникновение в него человека. Медведей учителей.
Девочка просыпается только после того, как к ней подходит и обнаруживает её медвежонок. Он собирается укусить девочку, но, как это обычно и происходит во сне, она просыпается и счастливо спасается.
***
Что же мы знаем про эту странную девочку, прошедшую свою инициацию в медвежьем доме? Кто семья девочки, и что за корни связывают человеческое дитя с медведями?
Родственная связь человека с его тотемом, животным силы рода, его личным животным силы отправляет нас к истокам. Шаманизму.
Славянский шаманизм тесно связан со всеми мировыми верованиями, как переплетены между собой, как пережили, и не раз, слияния все мировые традиции. Все мировые религии, пережившие и продолжающие переживать слияния между собой в едином котле бесконечности.