Знаменательный день. Получила рецензию на свой роман "Путь веры" от интереснейшего человека, чей жизненный путь (веры) и творчество лично меня поразили.
Евгения Витальевна Бильченко (украинская поэтесса и переводчик, пишущая преимущественно на русском языке; профессор кафедры культурологии факультета философского образования и науки Национального педагогического университета имени М. П. Драгоманова (до 2021), доктор культурологии).
Рецензий в моей творческой жизни было немало. Иногда формально положительные, иногда разгромные, порой смешные. Сейчас же, я получила именно тот взгляд, которым и сама смотрю на этот мир.
Выкладываю и здесь, ибо и сама рецензия отдельное художественное произведение.
"Две Веры: противостояние путей
Это, пожалуй, одно из лучших произведений современной русской литературы антифашистского толка, которое я читаю вторую ночь подряд, декодируя символы на ходу, согласовывая скорость декодировки со скоростью развертывания сюжета, воистину кинематографической. Сюжет – довольно прост, но интересен и не оставляет читателя равнодушным, в том смысле, что он сделан по законам экранной культуры, это – почти вестерн, приключенческий и захватывающий: автор как остроумный новелист держит интригу, раскручивает действие от развития до кульминации к финалу, играет с читателем в американские горки фабульных перипетий и тянет, тянет, тянет главную линию, непрерывно её закольцовывая, не давая отвлечься, держа в напряжении. Произведение по динамике – это не шествие, это галоп, несмотря на вставки из довольно отвлеченных философских и мистических дискурсов, его основная скорость – вторая космическая.
На первый взгляд – всё очень скомкано, непонятно и местами монструозно. Монструозно, как любое невыносимое, когда психолог пытается быть (и у него, что интересно, неплохо выходит) писателем, творя фикшен по законам катарсического метода, выволакивая наружу бездну, проговаривая её. Проговаривать бездну – после Достоевского – отнюдь не ново. Проговаривать её эзотерически, учитывая пласт литературы в стиле магического реализма от Маркеса и Борхеса до их поп-версий в стиле Мураками, Кастанеды и Коэльо, – тоже, собственно, довольно распространенный жест.
Но меня поразила «русскость» этой попытки. Русскость, которая превращает эзотерический жест интеллектуальной литературы по синтезу поэзии, оккультизма, эпоса и магии, в какой-то жгучий политический детектив. Политизация всегда была свойством нашего литературного бытия, острая, полемическая попытка донести гражданскую позицию. Так и улавливается цитата Мюллера из «Семнадцати мгновений весны»: «Как только где-нибудь вместо слова «здравствуйте» произнесут «хайль» в чей-то персональный адрес, знайте: там нас ждут, оттуда мы начнем свое великое возрождение». Специфика обыкновенного фашизма в постмодерне состоит в том, что внешнее означающее в виде приветствия, речевки или тайного знака на предплечье, как у главного героя этого эзотерического романа, уже не требуется. Гораздо опаснее архе тип как некий внутренний «хайль», который до поры до времени никак себя не проявляет, гораздо страшнее скрытый ментальный смысл, нечто неуловимое, царящее в атмосфере. В этом смысле первый из главных нацистов книги – руководяще лицо в КГБ, ветеран ВОВ Андрей Васильевич Цветов, – яркий пример скрытого, имплицитного, в буквальном смысле эзотерического нацистского гена, улавливаемого его невесткой – очередной жертвой маньяка – по суровой обстановке квартиры.
Плененный во времена Второй Мировой войны солдат стал участником садистского медицинского эксперимента, позволившего ему открыть в себе парапсихологические способности. Вернувшись в СССР и заняв пост начальника в КГБ, криптонацист превращается в мага и колдуна – зловещую фигуру гротескного Отца глобального контроля из загробного мира. Автор задействует мифологему Синей Бороды, ибо все жены героя им же умертвляются, используясь как тела для продолжения рода «избранных». Есть здесь и своя «черная» богиня – нацистская врач-садистка Вера Шольц (интересный выбор фамилии, вскоре в тексте появляется и Олаф Шольц, субтильный потомок немецкого нацистского рода, с внешностью хипстера и душой беса). Демоны заключают между собой нечто вроде космического эндогамного брака, направленного на захват мира и реализацию власти. У новоявленных Идзанами и Идзанаги должен быть потомок – им и становится Митя Цветов, внук нацистского деда, упражнявшегося в виртуальной любви с женами своего отпрыска. Дальше следует читать: приквел только намекает на будущий лихой сюжет.
Что еще, несомненно, «цепляет» в тексте романа с политической точки зрения: критика фашизма дается с необычного ракурса. Она дается не слева, с позиций марксизма, а справа, с позиций мистического консерватизма. Это – своего рода художественная версия борьбы с Тенью Юнга, побивание подобного подобным, лечение хтона хтоном. Главным противником разбушевавшегося Фантомаса тьмы Мити Цветова становится не вполне советский врач-еврей, позитивист и критик Самуил Иосифович, чье легитимирующее дисциплинарное присутствие в финале только окончательно символизирует победу – Закона, разума, Мардука над распростёртым телом Тиамат в виде необузданного женского инстинкта смерти. Фигура Самуила нам необходима как жест одобрения государством другой, несказанно более страстной и чувственной, оппозиции демоническому миру тьмы, исходящему от московской, русской, девушки Веры, которая (и автор нам настойчиво показывает это) является ведьмой, но ведьмой, очевидно, доброй, решающей проблемы алмазных звезд на чеховском небе и постигающей миры. Недаром положительное Альтер-эго садистки Шольц также зовут Верой. Обе эти веры – в жизнь и смерть, в любовь и ненависть, в созидание и разрушение – в одинаково мере «низовые», женские, нелегитимные с точки зрения патриархальных канонических религий.
Но путь доброй Веры побеждает путь «злой» Веры, потому что в сказках свет всегда попирает тьму. И тогда приходит добрый мужской бог – земной Саваоф (Самуил Иосифович) – воплощение Символического в сопровождении полицейских – и ставит последний росчерк пера над загнанным в небытие миром сумрака. Главную же победу в тонком мире сакральных сущностей одерживает Вера Добрая. Зеркальные эффекты, сопровождающие этот текст-лабиринт постоянно, сдерживают психоделическую страсть в подтексте книги, которая без этих моральных указателей рискнула бы превратиться в эзотерический разгул, в полный ноктюрн, в сплошную трансгрессию Танатоса, в самодостаточный эстетизм любования смертью, но автор – хороший цензор самого себя, и это придает его тексту драматизм не только борьбы фашизма с антифашизмом, света с тьмой, но и человека с самим собой. Наверное, последнее и оставляет центральный нерв этого сложного многослойного булгаковского по духу произведения."
Роман "Путь веры" можно купить и прочитать тут: https://www.litres.ru/uliya-sova/put-very/
